В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире
Который год подряд
Одни в пустой квартире
Их матери не спят.
Свет лампы воспаленной
Пылает над Москвой
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать. В округе
Без них идет кино.
Девчонки, их подруги,
Все замужем давно.
Пылает свод бездонный,
И ночь шумит листвой
Над тихой Малой Бронной,
Над тихой Моховой.
1953
Евгений Винокуров ушел на войну в семнадцать лет, а это стихотворение появилось уже через некоторое время после её окончания. В книгах время написания датировано 1953 годом, но опубликован впервые текст был в «Новом мире» в 1955-ом. Если мы поднимем архив и заглянем в журнал, то по первой строчке не найдем этой ставшей знаменитой песни. Первоначальный вариант существенно отличался от финального, ныне общеизвестного:
Там синие просторы
спокойной Сан-реки,
Там строгие костелы
остры и высоки.
Лежат в земле зеленой
покрытые травой
Сережка с Малой Бронной
и Витька с Моховой.
И дальше по тексту много неожиданных отличий, например, небосвод не трагически «пылает», а патетически «сияет», улицы в рефрене названы не «тихими», а «шумными», неожиданно в полной грустного лиризма песне появляются польские пионеры, поющие о подвигах. Ничего этого в итоге не осталось в стихотворении. Дело в том, что когда самый знаменитый исполнитель Марк Бернес впервые увидел текст, он почувствовал в нём потенциал, высокую вероятность стать шлягером. Но, посовещавшись с композитором Андреем Эшпаем (он станет автором музыки на эти стихи), исполнитель решил обратиться к автору текста с просьбой доработать песенный вариант. Оказалось, что и сам Евгений Винокуров не был полностью удовлетворен тем, что было уже опубликовано, и продолжал «отделку». В результате произведение приняло тот вид, который мы знаем по книгам поэта (только без последних четырёх строк, присутствующих в песне).
Здесь они с Бернесом разошлись во мнениях: поэт считал вещь завершенной, исполнитель хотел, чтобы у неё был какой-то цепляющий оптимистический финал, который, скажем, по канонам соцреализма должен вселять веру в неистребимость жизни. Для этого канона такой категорией, восполняющей лакуну, образованную внерелигиозным курсом официальной идеологии, является категория памяти. Именно память в этом культурном поле зачастую выступает ценностным эквивалентом посмертного бытия, залогом преодоления детерминированности человеческого существования, каким-то идеологическим замещением царствия небесного, залогом спасения. На помощь Евгению Винокурову пришел поэт Вадим Сикорский, он и написал знаменитый финал:
Но помним мир спасённый,
Мир вечный, мир живой
Серёжку с Малой Бронной
И Витьку Моховой.
В оптимистическом финале всё сошлось: «жизнь – смерть – спасение –вечность» с акцентом на жизни. Для песни это и было нужно, трудно оспорить яркость заключительного образа спасенного живого мира, а где-то и его художественную убедительность: финал оказался хорош, даже слишком. Винокуров в дальнейшем публиковал «Москвичей» в своих книгах всё-таки без этого четверостишия.
Стихотворение покоряет простотой доверительной интонации и трогательностью обращения к частной жизни погибших героев. Просто названные Серёжка и Витька близки субъекту сознания и речи, это его приятели, у каждого есть подобные товарищи, друзья юности, жившие на соседних улицах. Это усилено конкретностью их названий. Отсюда лёгкость вчувствования в воссозданное положение, доступность читательской эмпатии. Примечательно, что герой не один, ребят двое, но их отличия нам неизвестны – это какой-то удвоенный, коллективный герой. Также неотличимы и их матери – речь о частных судьбах, но эта частность оказывается всеобщей, народной, поэтому никакая абсолютная индивидуализация и не нужна.
Напряжение и трагическая красота сильнее всего воплощаются в стихотворении в образ этих матерей, дожидающихся около окон, откуда светят пылающие лампы, сыновей, которых дождаться им не суждено. Усиливается это противопоставлением мотивов сна «сонная Висла» и «бессонницы», ночного бденья: погибшие навеки спят, поэтому польская река и сонная, но также навеки не спят матери погибших солдат. В финале свет лампы расширяется до масштабов пылающего небосвода, мир как бы замирает в неподвижном неразрешимом состоянии немой боли. Но существенно, что течение бытия продолжается. Это ощутимо не только в том, что «идет кино» и девчонки вышли замуж, но и в шелесте ночной листвы над тихими улицами – Малой Бронной и Маховой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий